Op-Ed
	Моральный авторитет гражданского общества Молдовы рискует оказаться подорванным, если не будет проведена линия разграничения между гражданской активностью и участием в политике....
Дионис Ченуша

Восточное партнёрство движется в направлении широкого прагматизма. Как европейская сторона, так и шесть восточноевропейских стран осознают тот факт, что Восточное партнёрство (ВП) порождает взаимные возможности. Так, Европейский союз имеет возможность продвигать инициативы, направленные на позитивные изменения у его проблемных восточных соседей или, по крайней мере, поддерживать их в как можно более стабильном состоянии. Для восточных партнёров оно является способом получения политической, технической и финансовой поддержки, стимулирующей экономику, обновляющей инфраструктуру и успокаивающей общественное мнение. Для национальных правительств стран Восточной Европы Партнёрство, как и европейская интеграция, является полезным решением, позволяющим минимизировать последствия их собственного неэффективного правления.

Вопреки пессимистичным выводам, согласно которым Восточное партнёрство лишено динамики или приказало долго жить, Евросоюз предлагает своим восточноевропейским партнёрам более конкретные цели, которые могут быть достигнуты к 2020 году (IPN, 18 сентября 2017 года). Однако степень вовлечённости Брюсселя и шести восточноевропейских столиц всегда будет непропорциональной. Ведь ЕС не может предложить больше, чем может и хочет взять на себя страна-партнёр.

Возвращение Партнёрству привлекательности для всех стран Восточной Европы возможно путём реализации концепции „Восточного партнёрства плюс („EaP plus”)”, продвигаемой Европейским парламентом. Под ней понимается предоставление ряда преимуществ тем странам, которые намерены углубить свои отношения с ЕС: отмена роуминговых сборов; увеличение финансирования; расширение льгот при экспорте; возможное вступление в Энергетический союз, Таможенный союз, Шенгенскую зону; участие в новых программах и агентствах Евросоюза и т. д. В число стран, которые смогут воспользоваться этими преимуществами, скорее входят Молдова, Украина и Грузия, но лишь при условии успешного завершения начатых реформ. Эти преимущества одновременно выглядят как стимулами, так и ограничениями, поскольку они вынуждают политический класс снизить сопротивление болезненным реформам, имеющее место в интересах тех сил, которые желают сохранить статус-кво. Таким образом, „EaP plus” может стать настоящим полюсом притяжения, если по другую сторону будут находиться реформистские партии, работоспособная электоральная демократия и ничем не нарушаемое взаимодействие между гражданами и всеми политическими силами.

Восточное партнёрство: структурная дифференциация

Нынешние политические элиты Грузии, Украины и Молдовы используют принцип дифференциации и принцип „больше за большее”, действующие внутри Восточного партнёрства на протяжении, как минимум, последних 4 лет, в попытке обосновать наличие у себя европейских перспектив. Беларусь и Азербайджан никогда не ставили перед собой цели в виде поощрения европеизации на своей территории, а напротив, противостояли ей, поддерживая несовместимые с нею авторитарные внутренние реалии. Армения желает занимать промежуточное положение, пользуясь экономическим потенциалом сближения с ЕС, но не упуская из виду российские гарантии безопасности (по Нагорному Карабаху), по-видимому, выторгованные в обмен на отказ от Соглашения об ассоциации с ЕС (2013 г.) и присоединение к Евразийскому экономическому союзу (2015 г.).

Переломный момент окончательного размежевания случится лишь тогда, когда нормативная база, передовая практика и европейские стандарты станут повседневной реальностью. Самостоятельное развитие диалога между Арменией и ЕС, увенчавшееся новым Соглашением о всеобъемлющем и расширенном партнёрстве (СВРП), заменившим собой Соглашение об ассоциации, от которого отказались в 2013 году, дополнительно способствует сохранению различий. Трудный процесс обновления отношений Беларуси и Азербайджана с ЕС подчёркивает наличие структурных различий внутри Восточного партнёрства.

Короче говоря, в рамках Партнёрства сосуществуют три скорости взаимодействия с ЕС. Самая передовая группа, возглавляемая Грузией, за которой следуют Молдова и Украина, находится в процессе экономической интеграции и политической ассоциации с ЕС (повышенная скорость), благодаря Соглашениям об ассоциации и большему уровню зависимости – экономической, политической и/или в области безопасности. Долговечность этого взаимодействия основывается на взаимном доверии, которое в последний период пострадало из-за развития событий внутри трёх этих стран (коррупция, олигархизация власти и т.д.), а также внутри самого ЕС (рост влияния популистских евроскептических взглядов). Вторая группа включает в себя одну только Армению, которая пока готова лишь к партнёрству со средней скоростью, в основном из-за по-прежнему сильной зависимости от России. В третьей группе находятся две страны, которые не желают и не могут принять реформы, направленные на европеизацию (низкая скорость) – поскольку они более самодостаточны в рамках отношений с ЕС, чем четыре другие страны Восточного партнёрства.

Ожидания ЕС от гражданского общества и риски разных скоростей

В условиях метаний восточноевропейских правительств между уважением к европейским ценностям и их нарушением, гражданское общество превратилось в более надёжного собеседника для Евросоюза. Поэтому Брюссель рассчитывает на выявление неправительственным сектором фактов уклонения властей от своих обязательств.

ЕС хочет демонополизировать роль правительств Восточного партнёрства в проведении реформ за счёт более широкого участия неправительственного сектора. С этим связано внимание ЕС к укреплению потенциала гражданского общества и воспринятию им европейских ценностей. В ходе 9-го Ежегодного собрания Восточного партнёрства, прошедшего в Таллине (24–27 октября), комиссар Йоханнес Хан выделил три основных ожидания, имеющихся у Евросоюза в отношении гражданского общества стран Восточного партнёрства.

Во-первых, неправительственный сектор должен обеспечить правильную передачу информации. Наиболее эффективной формой борьбы с антиевропейской пропагандой является распространение информации структурами, действующими на местном уровне. При этом доверие к информации оказывается выше, и она усваивается быстрее.

Второе ожидание ЕС заключается в более активном участии гражданского общества в жизни местных сообществ. Тем самым граждан удастся вновь привлечь к процессам принятия решений в странах Восточного партнёрства, а реформы получат более высокую легитимность и общественную поддержку.

Подготовка новых лидеров, задействованных в отношениях с ЕС, является третьим ожиданием, которое озвучил Хан. Инвестируя в гражданское общество стран Восточного партнёрства, ЕС косвенно способствует формированию новой элиты, которую затем можно будет привлечь к участию в местных политических процессах. Непрерывное воспроизведение прежних элит фактически блокирует политическую конкуренцию и появление новых сил. Поэтому укрепление Евросоюзом гражданского общества является подходящим способом взращивания лидеров, которые ощущали бы свою близость к европейским ценностям – таким как верховенство закона, надлежащее управление, права человека.

Однако диалог между гражданским обществом и ЕС рискует оказаться на том же уровне глубины, который соответствующие страны Восточного партнёрства поддерживают в отношениях с Брюсселем. И эти опасения оправданны. Так, неправительственный сектор Молдовы или Грузии, в силу интенсивности реформ, согласованных правительствами с ЕС, будет вести более глубокий и содержательный диалог с европейскими структурами. В то же время, репрессивные и отказавшиеся от своих обязательств перед ЕС режимы Азербайджана или Беларуси и далее будут запугивать гражданское общество этих стран.

Тем не менее, принятая в Таллине Декларация гражданского общества Восточного партнёрства подчёркивает важность дифференциации, которой должен придерживаться ЕС, и призывает применять модель с разными скоростями для каждой из стран. Этот призыв логичен и полон реализма, однако он упускает из виду взаимозависимости между странами, правительствами и гражданским обществом. Так, любой дифференцированный подход к странам и правительствам не должен приравниваться к многовекторному подходу к гражданскому обществу. Необходимо найти решения, чтобы обеспечить одинаковый набор возможностей как для неправительственного сектора Молдовы и Украины, так и для аналогичного сектора Азербайджана и Беларуси.

Гражданское общество в Молдове – между политизацией и гражданской активностью

Когда политические элиты себя скомпрометировали, другие элиты укрепляют свои позиции. Такова ситуация в Молдове, где гражданское общество за короткое время завоевало более широкое доверие, чем правящая партия. Лучше всего это было заметно в условиях имиджевого кризиса, с которым Демократическая партия столкнулась в процессе принятия изменённой избирательной системы. В результате голоса лидеров гражданского общества вступили в прямую конкуренцию с ДПМ в борьбе за общественное мнение.

Возросший авторитет внутри страны и в Брюсселе превратил гражданское общество, наряду с непарламентской оппозицией, в самых сильных соперников власти. Чтобы отвлечь внимание гражданского общества от важнейших политических процессов (утверждение избирательной системы) и распространить недоверие к нему среди граждан, демократы попытались внести искажения в проект нового закона о некоммерческих организациях. Одновременно власти привлекли на свою сторону симпатизирующие им неправительственные структуры, пытаясь разрушить в глазах общественности монополию морального авторитета, имеющуюся у реформистского гражданского общества.

Важно отметить, что в Молдове и в Грузии гражданское общество действует в наиболее лёгких условиях, по сравнению с другими странами Восточного партнёрства. Но отсутствие серьёзных ограничений не приводит к автоматическому повышению эффективности гражданского общества в плане предотвращения злоупотреблений со стороны властей. Так, противодействия со стороны неправительственного сектора оказалось недостаточно для того, чтобы воспрепятствовать смене избирательных систем в Молдове и Грузии в 2017 году. Даже будучи подкреплены аргументами Венецианской комиссии, усилия гражданского общества имели влияние на уровне от умеренного до низкого. Таким образом, неправительственный сектор не способен заменить собой отсутствие общественной повестки дня, свободной от манипуляций правительственной пропаганды, либо отсутствие в парламенте настоящей и сильной оппозиции.

Власти пользуются сближением некоторых представителей гражданского общества с оппозицией и тем, что они отрицают наличие какого-либо сотрудничества. Это неизбежно ослабляет голос и позицию гражданского общества, когда оно хочет привлечь внимание общественности к различным делам.

Гражданское общество представляет собой значительный резервуар знаний и опыта, но оно не может одновременно играть сразу за несколько лагерей. Поэтому гражданскую активность не следует путать и использовать для маскировки своего участия в политическом противостоянии. Непарламентская оппозиция может и должна пользоваться альтернативными отчётами, которые подготавливает гражданское общество, а последнее должно сохранять беспристрастность и свой авторитет, независимо от политических обстоятельств.

Вместо заключения...

Размежевание в рамках Восточного партнёрства ощущается, и оно неизбежно будет усиливаться. Реализация Соглашения об ассоциации в трёх из шести стран является непременным условием того, чтобы различия обрели форму и синергию. Успешная реализация Соглашений впоследствии может повлечь за собой более зрелые отношения между ЕС и тремя остальными странами.

С или без применения разных скоростей в отношениях со странами Восточного партнёрства, Евросоюз должен обеспечивать аналогичный уровень взаимодействия с гражданским обществом, независимо от конкретной страны. Это будет способствовать как максимально равномерному развитию гражданского общества, так и, косвенно, росту демократического потенциала в регионе.

В долгосрочной перспективе моральный авторитет гражданского общества Молдовы рискует оказаться подорванным, если не будет проведена линия разграничения между гражданской активностью и участием в политике. В интересах реформистского гражданского общества – быть искренним в проявлении своего отношения к властям и, соответственно, к оппозиции. Играть роль нейтрального арбитра сложно, но именно этого ждут от него европейские партнёры и общество в целом. Беспристрастность гражданского общества является главным оружием в борьбе с искусственностью проводимых властями реформ и ценным ресурсом для реформистской непарламентской оппозиции.

IPN публикует в рубрике Op-Ed материалы авторов извне редакции. Высказанные ими мнения не обязательно совпадают с мнениями редакции.