Анализ IPN: Год назад в Гагаузии состоялся референдум, названный в Кишинёве «сепаратистским». Насколько оправдались ожидания и опасения от этого события?
«Незаконный» праздник
В гагаузском политическом календаре есть две главные даты: 19 августа – день провозглашения Гагаузской Республики и 23 декабря – день образования Гагаузской автономии. Спустя год после скандального референдума 2 февраля 2014 года можно смело сказать, что и эта дата имеет все шансы стать для жителей автономии национальным праздником.
Год назад, напомним, власти Гагаузской автономии провели местный референдум, на котором жители края подавляющим большинством выступили против официального курса на присоединение к Евросоюзу, а также высказались за право автономии на самоопределение в случае утраты Республикой Молдова своей независимости. Кишинёв это мероприятие признал незаконным ещё на этапе подготовки. Согласно позиции центральных властей, гагаузские власти, вынося на суд местного сообщества вопросы национального значения, превысили свою компетенцию.
Достояние 2 февраля
Годовщину референдума в Гагаузии отметили масштабным автопробегом и форумом, участники которого давали оценку тому нашумевшему событию. Обсуждение итогов плебисцита хоть и было довольно представительным по числу участников конференции, но проходило в чисто гагаузском кругу. Представители официального Кишинёва мероприятие не посетили. Впрочем, организаторы форума уточнили, что пригласили только тех, кто поддержал идею референдума.
2 февраля 2014 года, если судить по выступлениям ораторов, стало для гагаузов большим достоянием. Среди плодов стараний и рисков годичной давности были названы повышенное внимание к Гагаузии со стороны мирового сообщества, политическое поражение унионистов (которые, по мнению гагаузских политиков, под угрозой потерять Гагаузию, вынуждены были смягчить свою риторику), а также толчок к демократизации Республики Молдова. Более того, были высказаны мысли, что ценность референдума заключается уже в самом факте его проведения, что позволило консолидировать гагаузское общество.
Следует также отметить, что на таких более практических результатах, как снижение цены на газ или облегчение пребывания молдавских граждан на территории России, участники форума акцент предпочли не делать, несмотря на то, что год назад эти аргументы были среди основных в агитационной кампании за участие в референдуме.
Угроза или стимул?
Гагаузский референдум имел последствия для обеих сторон. И здесь, наверное, нужно было бы перейти к обзору того, как итоги референдума подвели в Кишинёве. Но, судя по всему, эта тема волнует молдавское общество лишь в той степени, что общественный интерес удовлетворяется несколькими публикациями в СМИ, в жанре «как это было». Ни одного круглого стола, ни одного упоминания из уст официальных лиц замечено не было. Даже прокуратура, которая год назад возбудила серию уголовных дел против организаторов референдума, сегодня, похоже, ищет возможность закинуть их в «долгий ящик».
Между тем, год назад в отношениях с Комратом произошло слишком важное событие, что бы о нём забывать. О значимости референдума можно судить уже по самой атмосфере, в которой он проходил. Задержания и обыски автомобилей депутатов Народного собрания накануне и в день голосования, бойцы батальона «Фулджер» на окраине гагаузских сёл – лишь некоторые детали, никогда не публиковавшиеся в СМИ, но о которых известно многим жителям автономии.
Главное опасение центральных властей относительно гагаузского референдума заключалось в росте сепаратистских тенденций. Прошёл год, Молдова по-прежнему целая и неделимая, а в Комрате единодушно заверяют в своей преданности молдавской государственности. Но можно ли сказать, что опасения Кишинёва не оправдались?
С одной стороны, гагаузский референдум, безусловно, стал вызовом для Молдовы. Комрат расширил для себя рамки допустимого. Раньше какие-то заявления властей Гагаузии могли создать общественный резонанс и потом благополучно забыться. Но год назад произошло нечто такое, что не останется для Кишинёва без последствий. И даже если с юридической точки зрения допустить возможность дискуссий о законности референдума, с политических позиций это был однозначный гол в ворота молдавского руководства.
С другой стороны, события годичной давности можно воспринимать и как стимул к развитию политической системы страны. Более качественные реформы, реальная борьба с коррупцией, диалог с гражданским обществом и прочие пункты стандартного набора ожиданий от руководства Молдовы могут стать, если не решением противоречий с Гагаузской автономией, то, во всяком случае, их смягчением.
Удастся ли Кишинёву выработать эффективное решение «дилеммы референдума»? По крайней мере, уже сам факт, что тот же «Фулджер» год назад ограничился ролью наблюдателя, можно трактовать, как выдержанный экзамен на здравый смысл. На фоне событий в соседней Украине это уже немало.
Вячеслав Крачун, IPN
