Встреча русских танков с цветами активно продвигалась в советской историографии как момент радости со стороны местного населения, но исследования выявили и другие аспекты этого события, заявила доктор исторических наук, университетский доцент, директор Музея жертв депортаций и политических репрессий - филиала Национального музея истории Молдовы Людмила Кожокару в ходе публичных дебатов „Цивилизационная драма бессарабцев 1940-1941 годов”, организованных IPN.
Доктор исторических наук, преподаватель университета Людмила Кожокару утверждает, что для того, чтобы понять, как местное население отреагировало на приход так называемых освободителей, событие, изображенное историографией и пропагандой бывшего режима как „встреча русских танков с цветами”, необходимо проанализировать все свидетельства, все документы, только таким образом можно восстановить целостность картины.
„Например, Эмилия Ватаман Раковицэ из Куконештий Ной района Сорока рассказывала, что она лично побежала, будучи ребёнком, сорвать цветы из их двора, потому что это был настоящий хаос, но и эйфория, все говорили, что приходят русские, приходит новая сила и что они идут на Прут”.
Из свидетельств, собранных историками, можно понять, что некоторые из тех, кто встречал танки с цветами, даже не понимали, что будет дальше, через какие испытания пройдут их семьи.
„Не понимая ситуацию, дети и взрослые дарили цветы. Они шли за освободителями и на границе увидели, что это значит. Эмилия Ватаман Раковицэ стала свидетелем того, как прибывшие туда освободители закрыли границу, и в ее памяти остался образ крестьянина, который переправлял свое стадо через Прут на пароме, Советский союз разделил забором семьи. Ее отец, будучи военным, оставался на другой стороне Прута и в течение месяца встречался с матерью в более узком месте Прута, чтобы убедить ее перейти на другую сторону, но мать не хотела покидать свои земли, могилы и говорила, что „русские такие же люди, как и мы”. Таким образом, отец остался на той стороне Прута, а на этой начался террор, который закончился депортацией семьи”,- заявила Людмила Кожокару.
Она отметила, что этот пример является лишь одним из многих других, которые могут объяснить, почему встреча с цветами так называемых освободителей должна быть тщательно проанализирована с разных сторон.
„У нас есть и случаи, когда люди говорили, что они жили достойно, что ни в чем не ошиблись, не крали, их не за что наказывать? Так обстоит дело с известным Василе Гафенку, членом парламента (Sfatul Țării), который отказался уезжать. Позже его преследовали и арестовали, обвинив в государственной измене. Он не признал себя виновным и сказал, что сделал только хорошее для Бессарабии. У нас много случаев с родственниками тех, кто был в парламенте (Sfatul Țării). Это пример Антонины Галецкой, внучки подписавшего акт о Великом объединении, которая говорит, что „отец понял, что происходит, но отказался признать эту уступку”. Есть дело Эмануила Кателе, которого арестовали советы, документально зарегистрированное в архивных материалах как „Дело захватчиков”. Он утверждал, что „сделал это из политических убеждений, я был убежден, что советская власть лишит меня всех прав, и на данный момент я против диктатуры пролетариата”, - отметила она.
Людмила Кожокару говорит, что общество ожидало возвращения румынской администрации как благословение, потому что люди увидели сотни тысяч случаев жестокого обращения, пыток.
„С самых первых дней, с 28 июня по 4 июля 1940 года, от Черновцов до Белой Крепости было арестовано более 1122 человек. Эта цифра говорит об истинном лице режима, целью которого была ликвидация классовых врагов, а потенциальными врагами было все местное население. Процесс набирал обороты до событий июня 1941 года. В конце лета 1940 года в Бессарабии почти 4000 человек были брошены в тюрьмах, и есть много свидетельств этого. Например, Александр Припа, который тогда был старшеклассником в Бельцах, рассказывает, как „горела тюрьма, которая находилась на территории церкви в Пэмынтень”, потому что это была очень морозная зима, и там было так много людей, подвергшихся жестокому обращению, что эти пары создавали впечатление, что что-то горит. Были депортации населения. Депортированные рассказывают, как война догнала их в пути, русское население было убеждено, что произойдет изменение цивилизационной модели”, - добавила Кожокару.
Доктор исторических наук Людмила Кожокару говорит, что жестокое обращение с населением, которое произошло в первый год советизации, имеет и будет иметь отголоски в течение нескольких поколений.
„Когда мы комментируем первый год советизации, мы привыкли говорить только о жестоком обращении и депортации, но есть и другая сторона медали. Речь идет о так называемой „цивилизационной миссии советской власти”, о русификации, изменении алфавита, о перевоспитании детей. Изменился контингент учителей, привезенных из Приднестровья. Это говорит об использовании модели идеологической обработки. В школьную программу было введено обучение на русском языке”, - отметила Людмила Кожокару.
„Мы говорим о виктимизации, о депортациях, уничтожении элиты. Это правда, но у нас также есть ряд свидетельств сопротивления советского периода. То, что не было задокументировано, потому что людей, которые могут об этом рассказать, больше нет в живых. Мой призыв учитывать другие аспекты. Мы можем взять пример балтийцев, которые сегодня говорят о „Дне траура и надежды”, что может показаться для нас странным. Но если мы преодолеем момент виктимизации, мы могли бы взглянуть на вещи шире. Война это провал, но также и побуждение задуматься о выборе, которого мы хотим сделать”, - заявила Людмила Кожокару.
5-е дебаты „Цивилизационная драма бессарабцев 1940-1941 годов” из цикла „Влияние прошлого на процессы укрепления доверия и мира” организованы при поддержке немецкого Фонда Ханнса Зайделя.
