„В обоих случаях проблема, затронутая в направленной Кишинёвом ноте протеста, не может быть решена, так как с точки зрения России её не существует. На данный момент единственный видимый её результат состоит в том, что значительная часть молдавских чиновников приостановила контакты с коллегами из Российской Федерации, что частично можно сказать и о двух этих странах в целом…”.
---

На прошлой неделе политическое руководство Республики Молдова направило политическому руководству Российской Федерации ноту, сообщив в ней „о ряде нарушений, совершённых в отношении должностных лиц из парламента, правительства, спецслужб и партий правящей в Республике Молдова коалиции”. Данный жест способен существенно изменить молдо-российские отношения, скорее, в сторону ухудшения, чем наоборот. Можно предположить, что прежде, чем сделать этот жест, официальный Кишинёв тщательно просчитал возможные последствия, но всё же его сделал. Почему, и чего нам следует ожидать? Является ли этот акт правильным или ошибочным? Было ли это актом мужества или актом отчаяния?

Мотивы заявленные, объявленные частично и не объявленные вовсе

Мотивы, изложенные в пресс-релизе, который распространили молдавские власти, вполне заслуживают доверия: унижение молдавских чиновников определённой политической принадлежности при въезде в Российскую Федерацию заметно невооружённым глазом, носит длительный и системный характер. Кажутся логичными, убедительными и поддающимися проверке объяснения, согласно которым это отношение со стороны российских спецслужб связано с продвижением вперёд в расследовании по факту отмывания через молдавские банки 22 миллиардов долларов российского происхождения, а также с судебным преследованием замешанных в этом деле лиц. Речь идёт и об имидже страны, который при любых условиях не должен оставаться без внимания государственных органов. В этом смысле у молдавских властей не было особого выбора относительно того, выступить ли им с определённой реакцией или нет.

Также следует учесть и аргументы о „неправомерном характере действий одной из московских структур, которая в последние месяцы неоднократно пыталась ввести международный мониторинг в отношении ряда политиков из Республики Молдова, в том числе депутатов, используя для этой цели ложную информацию и неполные данные”. Тем более, что „неправомерные запросы были отклонены по этим причинам, а также исходя из тех соображений, что они являлись явной попыткой преследования молдавских официальных лиц”.

Но все эти аргументы, скорее всего, не вызвали бы столь категоричной реакции, если бы в числе лиц, в отношении которых имели место попытки введения международного контроля, не оказалось политиков первой, а вероятно и высшей, величины. Скорее всего, правда, что именно Влад Плахотнюк, лидер правящей Демократической партии и координатор правящей коалиции, был тем лицом (как это утверждается некоторыми), в отношении которого российские спецслужбы подали 15 запросов о помещении под международный контроль. И это несмотря на то, что, как утверждают молдавские власти, „каждый раз запросы были отклонены”. А это в некотором роде меняет суть дела: стоило ли ради одного человека так сильно рисковать отношениями Республики Молдова, и так туманными, с международным игроком, обладающим российским потенциалом и стилем поведения во внешней политике, в особенности на постсоветском пространстве?

Чего хочет Россия?

Вещи, о которых заявляют в своей ноте молдавские власти, заслуживают доверия, в том числе, и потому, что они находятся в русле молдо-российских отношений не только семи последних лет, когда у власти в Молдове находятся силы, именующие себя проевропейскими. Возможно, отсчёт следует начинать с 2003 года, с отказа тогдашнего президента Владимира Воронина от так называемого „Меморандума Козака” и с возвращения в Кремль из аэропорта российского лидера Владимира Путина, намеревавшегося вылететь в Кишинёв для подписания данного меморандума.

С тех пор российские власти продемонстрировали хорошее знание и решимость пользоваться уязвимостями молдавских властей и молдавского общества в целом, которые не всегда и не во всём прислушивались к желаниям Кремля. Длительные и почти тотальные эмбарго на категории молдавской продукции, формирующие бюджет страны и обеспечивающие ей экономическую и политическую независимость, в этом плане служат наиболее красноречивым примером. В этом же смысле, Россия нацеливается на формирующего власть лица, которое, будучи определёнными методами устранено с определённой позиции, может вызвать падение правящего режима, который по крайней мере декларирует себя проевропейским, а не проевразийским или пророссийским. Возможно, эта фигура заслуживает быть устранённой из молдавской проевропейской пирамиды, но молдавские власти говорят, что международные полицейские структуры отклонили этот запрос российских спецслужб все 15 раз. А европейские страны, чьи послы были проинформированы о ситуации в связи с обнародованной нотой протеста, не подтвердили, хотя и не опровергли, информацию о помещении под международный контроль лица, обладающего самым большим влиянием в Молдове. Вопрос состоит в том, хватило ли у российских спецслужб воображения лишь на 15 идентичных запросов по поводу одного и того же лица, или молдавские власти правы, заявляя о политическом преследовании?

Возможно, Россия желает ослабить влияние молдавских властей на молдавское общество, в некотором роде противопоставить их тем нескольким сотням тысяч молдавских граждан, на которых распространяется действие российской „амнистии”, объявленной на прошлой неделе? А также другим сотням тысяч молдавских гастарбайтеров, которые продолжают беспрепятственно работать в России? То есть, „у хороших людей нет никаких проблем с въездом в Россию”, а молдавские чиновники, какая-то их часть, в эту категорию не входят и не заслуживают поддержки „хороших людей”… Сейчас, но особенно на выборах...

Не исключено, что с помощью избирательного подхода к молдавским политикам Россия желает склонить в определённую сторону баланс внутри биполярного молдавского политического класса и властей Республики Молдова, сложившийся в результате президентских выборов ноября 2016 года.

Чего хочет Кишинёв?

Своей нотой протеста от 9 марта официальный Кишинёв может хотеть зафиксировать более жёсткую позицию в отношениях с Москвой, позицию, которая принесла постсоветским странам Прибалтики успех в споре с бывшей метрополией, а также безопасное убежище под крылом НАТО и ЕС. Быть может, Кишинёв убедился в том, что в Брюссель можно приехать со слезами, просьбами и слабостями, чего не скажешь о Москве?

Возможно, молдавские власти окончательно убедились в том, что Москва не возобновит или скорее не инициирует конструктивный диалог с проевропейской составляющей молдавского политического класса, особенно после тех же президентских выборов конца минувшего года. А это означает, что, хочешь-не хочешь, проевропейские власти уступают этот сегмент политической деятельности президенту Игорю Додону, который через несколько дней занесёт в свой актив вторую встречу с российским президентом Владимиром Путиным, всего за три месяца пребывания в своей должности, в то время как у проевропейских лидеров не было практически ни одной такой встречи за целых 7 лет.

Очевидно, что официальный Кишинёв ничего прямо не выиграет от укрепления позиций президента Додона на евразийском направлении. Но он может делать ставку на более косвенный выигрыш в долгосрочной перспективе, если его „домашние прикидки совпадут с базарными”. Следствием возможного ещё большего охлаждения молдо-российских отношений может стать укрепление позиций властей на западном, европейском направлении, особенно в плане внешней поддержки, включая финансовую. Взглянув на ситуацию с определённым оптимизмом, можно было бы ожидать и укрепления европейской ориентации страны в целом. Красноречивым примером в этом отношении является вынужденная переориентация молдавского экспорта и экономики в целом на европейский рынок, произошедшая после введения ограничений на российском рынке.

Кроме того, власти могут выиграть от ухудшения отношений с Россией в электоральном плане, сделав ставку на противостояние геополитических векторов в ходе будущей избирательной кампании, до которой остаётся не так уж много времени. Потому возможно, что не является совпадением появление этой ноты почти одновременно с инициативой ДПМ об изменении избирательной системы. Это может быть элементом одной и той же стратегии, хотя и не обязательно.

Расхождение интересов с предсказуемым и неизбежным результатом?

В сложившейся ситуации практически ничто из того, чего желает Россия, не устраивает Кишинёв, и почти ничто из того, чего добивается Кишинёв, направив свою ноту, не устраивает Россию. В том смысле, что Россия ни в коем случае не сможет признать, что она преследует молдавских чиновников по политическим мотивам, или что российские спецслужбы „валяют дурака” без ведома высшего руководства страны. Второй вариант даже ещё более оскорбителен для Кремля. Замминистра иностранных дел России Григорий Карасин, прибывший вчера в Кишинёв, охарактеризовал уже ноту как относящуюся к „проблемам дипломатического характера”. И это при том, что молдавские официальные лица, представляющие собой „политическое руководство” страны, адресовали ноту „политическому руководству” Российской Федерации. Ожидается, что иной реакции из Москвы не последует, хотя более жёсткая реакция и не исключена. В обоих случаях проблема, затронутая в направленной Кишинёвом ноте протеста, не может быть решена, так как с точки зрения России её не существует. На данный момент единственный видимый её результат состоит в том, что значительная часть молдавских чиновников приостановила контакты с коллегами из Российской Федерации, что частично можно сказать и о двух этих странах в целом.

Валериу Василикэ, IPN